Наталья Максимовна сразу разгадала Земцева: решил увести разговор в сторону этот «ликвидатор конфликтных ситуаций», как назвал его однажды Антон Фомич. Она посмотрела на Егора. Он не сводил глаз с Земцева. Во взгляде его Наталья Максимовна уловила что-то болезненное, точно своим рассказом об Афанасии Гумно Яков Николаевич хотел унизить и его, Зуброва Егора Михайловича. Она видела, как бросает полные презрения взгляды на Егора мадам Малярчик. И спросила себя: а кто же она такая, эта толстуха, что всегда независимый Пришелец лебезит перед ней, и даже всесильный, гордый и загадочный Земцев угодничает? И вполголоса спросила Зуброву, кивнув в сторону Малярчика:
— Кто он, этот тип? Откуда?
— Из прокуратуры, — кратко ответила Любовь Викторовна и прибавила шепотом: — Они с Мишей работали на Кавказе.
— Он противный, — сквозь стиснутые зубы обронила Наталья Максимовна.
Перед чаем все разбрелись по участку, кто с кем. Наталья Максимовна предложила хозяйке свои услуги — убрать стол, приготовить чай и кофе, которые решено было пить в саду под широкой кроной дуба-великана. Михаил Михайлович, изрядно принявший спиртного и не в меру восторженно-возбужденный, старался каждому из гостей в отдельности сказать что-то приятное. Пришельцу он сообщил о своей встрече с одним влиятельным товарищем, генералом из МВД и что тот пообещал… Все это было липой — ни с кем Зубров о Пришельце не говорил и никто ничего не обещал. Просто это был очередной трюк Михаила Михайловича, к которому он часто прибегал, чтобы показать свою силу и возможности.
Сообщение Зуброва об этом разговоре Ипполит Исаевич выслушал без особого воодушевления: сейчас для него важнее было расположить к себе Малярчика, и он поспешил к Виктории Лазаревне, которая сразу же спросила, кто эта дама с густо накрашенными плотоядными губами и зазывающими глазками? «Какой точный словесный портрет», — с удивлением подумал Пришелец и ответил без излишних подробностей:
— Жена Антона Фомича, известного ученого, профессора, доктора наук.
— Каких наук?
— Крупный спец по алмазам.
— А-а-а, я так и думала.
— Почему? — полюбопытствовал Пришелец.
— Жена его из алмазов сделана: в ушах тысячи на три, да на пальцах тысяч на пять; дорогая жена, — с ревнивой неприязнью пробубнила Виктория Лазаревна.
«А ты, пожалуй, подороже будешь», — подумал Пришелец, глядя на ее толстые пальцы, унизанные кольцами, сработанными, видимо, искусным ювелирных дел мастером.
— Я, уважаемая Виктория Лазаревна, смотрю на эти вещи глазами профессионала. Может драгоценный камень быть вставлен в грубую оправу, сделанную бездарным мастером, ремесленником. Меня такая вещь не интересует. Как в предметах антиквариата, так и в ювелирных изделиях я прежде всего ищу поэзию. Ваши кольца, простите за нескромность, уникальны, ничего подобного я не встречал. Они созданы вдохновением художника, в них изящество, гармония. — Льстивые глаза Ипполита Исаевича прищурились, по пухлым губам пробежала легкая улыбка.
— У вас вкус художника. Могу себе представить вашу коллекцию.
— Буду рад видеть вас у себя, — пригласил Ипполит Исаевич. — Вместе с Петром Михайловичем приезжайте. Вот мой телефон. — И протянул свою визитную карточку.
Виктория Лазаревна спрятала карточку в черную прямоугольную сумочку и величественно кивнула.
— Благодарю, Ипполит Исаевич, мы непременно заглянем к вам, а теперь, извините, должна вас покинуть.
И она важно направилась к мужу, который, стоя у клумбы, разговаривал с Земцевым. Заочно они знали друг друга, и знали довольно хорошо, потому что у них были общие друзья. Поэтому между ними сразу установились доверительные отношения. Правда, в отличие от Земцева Малярчик, давнишний поклонник бахуса, был изрядно навеселе; язык уже начал заплетаться, это несколько шокировало Земцева. Он не любил пьяного бахвальства. Увидя медленно и величаво подплывающую Викторию Лазаревну, Петр Михайлович фамильярно взял под локоть собеседника:
— Это моя жена… Деятель, талант. Необыкновенного ума женщина. Ее любят и уважают самые высокие люди, Викочка, это Яков Николаевич. Помнишь, Георгий Аркадьевич нам о нем говорил. Он самый — Внешторг! Он может тебе доставить из Аргентины…
— Замолчи! — грубо одернула мужа Виктория Лазаревна. И по круглому розовому лицу юриста распласталась виноватая улыбка. — Вы извините, Яков Николаевич, Петр иногда позволяет себе расслабиться в кругу своих и тогда не думает, что плетет. Георгий Аркадьевич наш друг, и от него мы много доброго слышали о вас.
Тонкие губы Земцева приветливо шевельнулись, но так и не разомкнулись. Вежливый кивок головы, полузакрытые глаза. Виктория Лазаревна, перейдя на доверительный полушепот, проговорила:
— Мне ничего не надо ни из Аргентины, ни из Франции… Мне бы наоборот…
Она смотрела на Земцева так, словно пыталась проникнуть ему в душу, выведать его тайну и поведать свою. И взгляд ее, пронзительный и тяжелый, говорил: я все про тебя знаю, и мы нужны друг другу; хоть ты и важен и считаешь себя неуязвимым, но в жизни всякое может случиться, никто из нас не застрахован, и тебе может понадобиться моя услуга. Так услужи и ты мне, сделай одолжение: я запомню. Глядя на него, она думала: понял или нет смысл ее слова «наоборот». И решила: понял. Значит, можно быть откровенной. Она уже знала, что Земцев имеет возможность беспрепятственно провозить через пограничные кордоны то, что запрещено законом. Да, Земцев понял ее, но спросил:
— Что вы имеете в виду?
— Моя близкая подруга сдуру выехала на Запад. Хлебнула там лиха, одумалась, хотела вернуться. А назад дорога закрыта. Одинокая, беспомощная. Бедствует. Я хочу помочь, это мой долг.
— Я вас понимаю, — мягко сказал Земцев. — Давайте вернемся к этому вопросу в другой раз, в другой обстановке.
— Ну конечно же, конечно, — поспешно согласилась Виктория Лазаревна, недовольно глядя на приближающегося к ним Пришельца. — Я понимаю, дело не простое, как и вообще все у нас сложно. Сплошные сложности. Сами себе создаем и сами же маемся.
Она притворно вздохнула, взяла мужа под руку и увела в дом, Пришельцу это и нужно было: он хотел поговорить с Земцевым о своих делах, разумеется, наедине. Все его надежды сводились к Земцеву. Он видел, что сегодня Яков Николаевич в хорошем расположении духа, даже слабая, скромная улыбка иногда светилась в его глазах, чего прежде Ипполит Исаевич не замечал. И он решился открыться Земцеву, пойти напрямую. Начал с краткого предисловия:
— Симпатичные люди Малярчики, не правда ли? Вы ведь тоже с ними раньше не были знакомы?
— Да, — лаконично ответил Земцев.
— Яков Николаевич, я хочу с вами посоветоваться по жизненно важному для меня вопросу, — продолжал заискивающе Пришелец. Земцев вежливо кивнул. — С вами я хочу быть откровенным. Мой старший брат живет в Австралии. После войны он уехал из Союза в Венгрию, а затем не так давно перебрался в Южное полушарие. У меня здесь нет ни родных, ни близких родственников. Короче говоря, брат зовет меня к себе. Устроился он там недурно, имеет свое дело с приличным доходом. И я решил уехать. Хочется поменять климат. По своему характеру я человек бизнеса, и мне больше по душе общество свободных предпринимателей. — Он дружески улыбнулся и сделал паузу. Земцев непроницаемо молчал: ни один мускул не дрогнул на его бесстрастном лице. И Пришельцу ничего не оставалось, как продолжить: — Я знаю вас как человека мудрого, с жизненным опытом, потому и позволил себе обратиться к вам. Вы слышали о моей коллекции живописи, антиквариата и так далее. Все это придется реализовать на приемлемых условиях. Хотелось бы передать эти ценности в надежные руки. Я надеюсь, что среди ваших друзей и знакомых найдутся люди, у которых есть интерес к подобным вещам. Как вы понимаете, оплата предпочтительно не рублями.
Земцев отлично понимал его, уже с первых слов догадывался, к чему весь этот разговор. Понял и то, что здесь можно сорвать неплохой куш, но решил кое-что уточнить.